Вечера на хуторе
Краевед Мария Куск рассказывает, как совмещать развитие собственного музея
с работой в детском саду, как финны относятся к русским на Карельском перешейке
и почему важно отдыхать от городской суеты
Мария Куск
Краевед
Мария живёт в посёлке Кузнечное
на Карельском перешейке. Всё свободное
от работы время она посвящает организации музея прямо на своём участке. В прессе Мария стала известна как человек, который решил за свой счёт спасти от сноса столетний финский дом из своего посёлка. Она хотела использовать восстановленный дом в качестве помещения для своей коллекции вещей с историей.
Бригада, которая должна была разобрать дом, перенести на участок брёвна и собрать, выполнила только два пункта и бросила работу. Ещё и брёвна пронумеровали неправильно,
из-за чего теперь собрать строение с другой бригадой невозможно.
Но Мария не сдалась. Она решила,
что восстановит дом по чертежам с нуля.
Kodimaa
(Родина)

25 лет назад я приехала сюда на дачу и познакомилась со своим будущим супругом. Он родился и вырос в доме на соседнем участке. Мой свёкор, который был мне по возрасту как дедушка (про таких говорят «соль земли») пристрастил меня к краеведению. Он был человек простой и любил эту землю, её историю и промыслы. Многими он владел сам. Славился до Выборга умением плести сети. По вечерам я сидела около него, он плёл сети, рассказывал истории мест. Меня стали интересовать вещи, с которыми я никогда не сталкивалась, потому что у меня не было бабушки, живущей в деревне, печки и прочего деревенского колорита.

Я находила информацию в финских источниках о том, что здесь было раньше, какие здесь достопримечательности и с чем они связаны.
Люди стали узнавать, что я интересуюсь краем, начали помогать. Сначала коллекция была личной. Потом стала разрастаться, и я решила, что нужно организовать место, где я смогу всё это выставлять. Мы решили, что купим участок, построим дом в финском стиле и в нём разместим краеведческий музей. На тот момент мне особенно не хватало информации. В интернете её много, но разобраться,
что достоверно, а что нет, особенно неподготовленному человеку, трудно. И я поняла, что мне нужно соответствующее образование.

Поступила на культуролога уже достаточно взрослой. Мне было 32 года, когда я решила, что хочу создать музей. Я окончила философский факультет по специальности «Культурология Финляндии и Швеции».
У всех есть какая-то глобальная идея. У кого-то это машина, у кого-то — полёт в космос. Моя идея в том, чтобы сохранить память о прошлом этих мест
Дом, в котором мы живём
Когда я училась на третьем курсе, выяснилось, что продаётся дом в котором мы сейчас живём. Человек, живший здесь с 1956 года, рассказал мне о нём.
В 80-х годах дом горел, половина была перестроена. Сто лет назад он выглядел не так. Я сама покрасила его по старинной финской технологии. Краской из соли, ржаной муки, олифы (вещество на основе масел для покрытия металлов
и дерева) и пигментом железного купороса. Больше ничего не меняли. Внутри тоже старались придерживаться тех решений, которые были в 50−60-х годах. Специально искали обои, чтобы обновить интерьер, но сохранить историчность. Современной сделали только кухню, потому что мы принимаем здесь гостей. Да и проведённая к дому горячая вода — это важно, когда каждый день нужно ездить на работу.
Меня стали интересовать вещи, с которыми я никогда не сталкивалась, потому что у меня не было бабушки, живущей в деревне, печки и прочего деревенского колорита
Позднее финны, с которыми я сотрудничала, дополнили информацию о доме. Финны — это потомки тех людей, которые здесь жили. В 1944 году после эвакуации финское население этой волости жило компактно, что позволило им сохранить контакты. Они поддерживают отношения друг с другом и связь с родными местами. Каждый год сюда приезжают. Вот последний раз были в мае. Они знают историю каждого дома, начиная с 17 века, когда финское население начало заселять эти территории.

С финнами у меня очень тёплые отношения, я могу задавать им неудобные вопросы. В том числе я задавала вопрос — как они относятся к тому, что я живу на завоеванной территории [Территория на Карельском перешейке вошла в состав СССР в результате поражения Финляндии в войне 1939 — 1940 годов]. Я пользуюсь их вещами, живу в финском доме. Они мне ответили, что жизнь такова, какова она есть сейчас и поблагодарили за то, что сохраняем историю мест. Финны к земле относятся с большим трепетом. У меня есть экспозиция, посвящённая трём войнам с участием наших стран. Наше главное достижение в том, что это всё уже в прошлом. И финны это понимают. Либо они будут смотреть на то, что здесь происходит как гости, либо они не приедут вообще. Они грустят. Когда они поют песню нашей волости или песню о Ладоге, они плачут. Но никаких негативных
и критических отзывов о жизни советстко русского населения я никогда не слышала.
Коллекция
Коллекция состоит преимущественно из подарков. Это случайные находки моих знакомых. В том числе подарки легальных поисковиков.
Это те экспонаты, которые можно хранить у себя дома и которые откопаны законно.
Либо это покупки. Есть ещё финские вещи, которые мы находим в домах неподалёку. И вещи, которые передавались по наследству, которые многим сейчас уже не нужны. Ещё мой источник — это огород. Давно уже нигде больше ничего не копаем. Моя мама находит всё без металлоискателя, буквально вёдрами. Как-то раз выкопали боевую гранату.
Нас разминировали. В нашем случае граната не представляла огромной опасности, поэтому её увезли, чтобы разминировать уже на полигоне.
70% из того, что я показываю, найдено на хуторе. Бабушка с дедушкой, которые здесь жили до нас — замечательные люди, собирали всё, что плохо лежит и бережно относились к истории.
Сейчас у меня не хватает средств на то, чтобы купить что-то самой.
Музей посвящён истории Карельского перешейка. Экспонатов много,
но из-за размеров помещения, выставить их все не представляется возможным. Полноценные залы не готовы. Хочу рассказать, как люди жили здесь сто и двести лет назад. Мне прежде всего интересен человек; будь он в мирной жизни или на войне. Война меня интересует не с позиции «кто напал или кто выиграл». Мне интересно как человек оставался человеком даже в это тяжёлое время. В конце концов для простого человека война — это способ защитить свою землю и вернуться к мирной жизни. Мирная жизнь на самом деле — это очень простые вещи. Вот эта простота меня и интересует.
70% из того, что я показываю, найдено на хуторе


Я работаю в детском саду. Методистом и старшим воспитателем. Веду группу с детьми, которые требуют дополнительного коррекционного сопровождения.

Мой официальный рабочий день начинается в семь утра. Нужно собраться, покормить скотину, доехать до работы, вечером снова скотину покормить. Музей тоже требует времени: готовить экспозицию, вести социальные сети.Самая большая проблема — отсутствие времени.
У нас большие кредиты. В ноябре я закончу выплачивать долг по некоторым из них.
На те деньги, которые я зарабатываю без дополнительных кредитных сборов я доделаю половину дома. К настоящему времени на строительство уже потрачено более одного миллиона рублей.

У всех есть какая-то глобальная идея. У кого-то это машина, у кого-то — полёт в космос. Моя идея в том, чтобы сохранить память о прошлом этих мест.
Я сотрудничаю с одной крупной турфирмой. Есть ещё две маленькие, экскурсии несколько раз в год. В основном люди попадают сюда в рамках тура по Карелии.

На данный момент мне известен только один проект в России, где частное лицо пытается сохранить исторический объект. Это наш хутор. Все крупные проекты, вроде Кижей, осуществляются при поддержке государства или крупных компаний. О нас часто говорят в прессе, но толку от этого мало.
Краудфандингом мы пользовались. Рассказали о себе на платформе «Планета», собрали там около 35 тысяч рублей. Заявка была на 150 тысяч. Чтобы получить деньги, нам нужно было собрать около 70 тысяч.
В итоге даже те 35 тысяч мы не смогли получить, фактически подарили их платформе.
Я больше стала верить в фонды. В Москве я получила грант на 10 тысяч в конкурсе от одной международной компании.

Идея с подключением финнов, которые интересуются этими местами, не сработает. Неподалёку здесь сохранилась кирха. В начале 20 века там была птицефабрика, потом долгое время здание было разрушенным. Финны, которые появляются здесь, считают своим долгом помочь кирхе.
Сейчас все компании стараются избавить свои постройки, имеющие ценность, от статуса [культурного памятника], чтобы снести их и построить новые. Содержание таких зданий затратное и трудное. При масштабах нашего государства и количестве памятников, которые сейчас находятся
в ужасном состоянии, мы не надеемся на помощь. Никому не интересен простой старый дом. Краеведческий музей тоже. Есть люди, которые интересуются судьбой хутора, приезжают сюда. Благодаря им я, наверное… Не наверное, а точно его дострою!
Финны к земле относятся с большим трепетом. Они грустят. Когда они поют песню нашей волости или песню о Ладоге, они плачут. Но никаких негативных и критических отзывов о жизни советсткого-русского населения я никогда не слышала
На данный момент мне известен только один проект в России, где частное лицо пытается сохранить исторический объект. Это наш хутор

На хуторе мы планируем сделать комплекс из музея и гостевого дома. В обычном краеведческом музее вам расскажут об экспозиции и вы уедете. Хутор — несколько иная история. Здесь я хочу воссоздать ту систему, в которой жили люди сто лет назад и дать возможность гостю побыть её частью. Не потому что это интересно — никогда коромысла не видел, траву не косил. Для того, чтобы вернуться к тем ценностям, от которых мы уходим. Чтобы человек мог пожить наедине с собой, своей семьёй, природой. Для этого подходит именно хутор. Можно физически поработать, можно съесть что-то с огорода. Приходит понимание того, какими должны быть приоритеты. Например общение с близкими.

Также планируем сделать детскую площадку. Например, песочница будет
в форме традиционного колодца. Площадка будет своеобразным макетом хуторского хозяйства, но в то же время развлечением для детей.

Обязательная составляющая хуторской жизни — традиционная кухня. Человек должен быть привычен к тому, чтобы питаться продуктами, которые вырастил сам. Я сейчас не о здоровом питании. Я сама очень люблю доширак и чипсы. Многим хочется потрогать и увидеть то, что они вырастили сами. Гости хутора могут воспользоваться огородом с такой целью.

Если вам хочется побыть самим собой, вы едете на хутор,
чтобы переключиться с одной жизни на другую. Ещё здесь очень красивая природа.
Одно время я позиционировала проект только как музей, а гостевой дом только как поддержу проекта до полноценного функционирования. Но сейчас гостевой дом и музей равноценны. Кто-то будет приезжать в музей, кто-то будет приезжать в дом, в ту жизнь, которая сосредоточена в себе Как на хуторе, где ему ничего не нужно, кроме как-то место, где человек находится и природы вокруг.

Также я собираюсь сделать мастерскую для лепки глины и другие ремёсла. В холодное время они будут поводом приехать, обжечь глину в печи, посидеть у огня и посмотреть на звёздное небо. Мне кажется, в подобном люди тоже нуждаются.
Как попасть на хутор?

Сам собой у нас сложился так называемый контактный зоопарк, который нравится детям, приезжающим на экскурсии. Такой идеи не было изначально. Утки, гуси, поросята. Мы их держим потому, что нам нужны сало, мясо и другие продукты. У нас уже есть сарай и корм, так почему бы нам не заработать на этом денег на строительство дома, продавая с/х продукцию. Со временем люди начали интересоваться: «А можно мы ваших курочек посмотрим». Раз, другой. Нам не жалко. Как-то муж сало коптил, приехали экскурсанты: «Как пахнет, а что это? Сало? А можно купить?». Теперь продаём и его. На продажу гостям печём калитки — карельскую выпечку.

Все эти направления открылись нам не потому, что я так захотела. А потому что так диктует хуторской быт. Вот зимой электричество отключат, я встану, зажгу керосинку, подогрею чайник на печке и сижу думаю: «Наверное сто лет назад равно так жили!». Ничего не изменилось на самом деле.
Другие проекты авторов