Первое и самое важное — это лесные поиски. Когда начинается весна-лето, появляется очень много работы. Почти все потерявшиеся в Ленинградской области люди разыскиваются именно нами.
Второе — это «Кошкиспас», помощь животным, попавшим в какую-то ситуацию, спасение из которой может быть опасно для человека. Чтобы спасти кошечку с дерева нужно обладать навыками альпинизма, чтобы вытащить собачку из люка недостаточно соблюдать технику безопасности. Даже здесь мы помогаем не животным, а людям.
Работает и развивается проект «Пятый караул». У нас есть маленький красный автомобильчик — АПП (Автомобиль Первой Помощи — прим. интер.), которая базируется в одной из частей. Она была приобретена на деньги президентского гранта и на пожертвования, и теперь мы выходим на ней дежурство по субботам, а иногда и чаще.

У нас нет никакой «иерархии». Отдежурить ночь в пожарном участке с тремя вызовами, провести 14 часов возле ринга, оказывая первую помощь, или забраться на сорокаметровое дерево, чтобы снять кота. Мне кажется, сравнивать нельзя.
Есть какие-то виды деятельности, с более сложным порогом доступа. Например, чтобы стать членом «Кошкиспаса» Вам нужна альпинистская подготовка, дорогое оборудование (а у нас нет спонсоров), владение техникой. Чтобы выйти на дежурство в пожарную часть нужно отучиться на спасателя, пройти курс пожарного дела, сдать зачет по первой помощи, иметь устойчивую психику, опять же. А чтобы пойти выводить людей из леса — нормально одеться, уметь держать в руках навигатор и рацию. Всё.

Мне кажется, в популяции должно быть некоторое количество таких «ненормальных» — спасателей, врачей, фельдшеров, реаниматологов. Наверное, для начала это — да — какой-то определенный психотип, когда ты в качестве своего хобби, увлечения или основной работы выбираешь такой способ взаимодействия. Люди любят помогать: кто-то идет помогать собачкам в приюте, кто-то старикам книжки читает. Просто нас такой способ взаимодействия с этой вселенной.

А нормальный человек согласился бы в собственный выходной подрываться по будильнику в шесть утра, брать тяжеленую сумку, ехать на смену, работать там двое суток? Чтобы потом, после этих двух дней сказать «я провел выходные», и в понедельник утром отправится на работу?
Или ночью — с работы — поехать на вызов, пройти двадцать километров и утром снова поехать по реальному «месту трудоустройства»?
Нормальным считается, когда человек вкладывается в своё хобби, покупает себе дорогое снаряжение для лыж, для серфинга… Но когда человек точно также покупает себе дорогое оборудование, чтобы в ночь месить болото — согласитесь, странно.
К тому же, всегда есть момент, когда кто-то спрашивает «Господи, сколько же Вам за это платят?» А всё дело ведь как раз в том, что нам за это не платят!

Мы можем говорить о каких-то типовых сюжетах, но всегда что-то свеженькое найдется. Может быть 100 кошек, которые не могут сами спуститься с дерева, но 101- м будет крокодил в подвале. Но крокодил у нас не повторится, поэтому 201- м будет песец на детской площадке. 301- ми — потерявшиеся козы, которых просят поискать при помощи квадрокоптера. 401- й — синица в вентиляции… И также с работой в лесу. Можно обрабатывать данные, можно изучать лесной массив в конкретном месте. Но всегда найдется какой-то «молодец», который будет двигаться поперёк всех дорог и ориентиров по стрелке компаса и в результате выйдет где-то на другом конце Лен.области. Это человеческий фактор, и он непредсказуем.

У меня был случай, после которого хотелось сказать «слава богу закончилось». Я отговаривала мужчину от самоубийства. А он уже был на грани. Совсем. Около трёх часов я провела с ним на балконе, с которого он планировал спрыгнуть. Всё закончилось благополучно: мне удалось заговорить ему зубы, ребятам удалось стащить его с этого балкона. Да, не хотелось бы повторения. Лично у меня просто настолько быстро «переключается картинка», настолько много происходит — что нет особенно времени на переживания. Это помогает, в каком-то смысле.

Обычно люди, которые так «выгорают» достаточно быстро уходят, после первого отработанного сезона. Те же, кто остаются в отряде, видимо, находят для себя больше позитивного, чем негативного, как бы это сложно не было.

Мне кажется странным «событийное» волонтёрство, особенно сейчас, когда оно становится своего рода «модным аксессуаром». С другой стороны, я понимаю, как можно быть волонтёром на мероприятии для детей-инвалидов. У нас, например, достаточно часто бывают дежурства на фестивалях, где мы оказываем первую помощь.

Не знаю, насчёт нервно — не нервно, но работы обычно бывает много. Особенно если речь идет о наших любимых реконструкторах! Это вообще очень весёлые люди. Основная проблема с ними в том, что они, блин, пришли биться. Ты их выносишь с поля боя, говоришь «мужик, ты дальше не пойдешь». Серьезная травма, действительно. А он — сопротивляется, рвется обратно. Что делать, приходится угрожать. Пугать. «Скорой» там, ещё чем-то.

В «Экстремуме» придумали и запустили проект «Спасатель рядом». Идея в том, чтобы человек мог получить помощь как можно скорее, но допустить к этой помощи людей, не умеющих эту помощь оказывать мы не можем. Набор умений базовый: остановка кровотечения, сердечно-легочная реанимация, умение наложить повязку и умению осмотреть человека на предмет травм. Мы планируем получать на этот проект грант, планируем развивать его, надеемся, что он — как это происходит в других странах — заработает по всей России.

Важно понимать: бывают случаи, когда люди, потерявшиеся в трёх соснах, оттуда не выходят. Например, когда в этих самых соснах теряются пожилые люди. Любая заявка должна быть обработана, потому что никто не может предсказать тяжесть последствий. Иногда разрешаются абсолютно, казалось бы, безнадежные ситуации.

Например, когда звонят и говорят, что потерялся пожилой, диабетик, на телефон не отвечает — ты уже предчувствуешь долгие поиски, которые скорее всего закончатся трагически, а его вдруг находят в первый же вечер.
Совершенно обратная ситуация, когда человек на связи, здоров, вменяем. Вроде бы всё хорошо и вдруг человек отказывается выполнять указания спасателей, уходит с места и больше его никто не находит. И такие случаи у нас были, и другие. Ничего нельзя предсказать.

Решение о прекращении поиска всегда очень тяжёлое и принимается исходя из очень весомых факторов. Например, когда поиски ведутся при достаточно низких температурах, на протяжении долгого времени и все версии уже отработаны. Есть методики, есть возможности анализа, которые снижают возможность ошибки, но есть и человеческий фактор. Так или иначе, по лесным поискам показатель прекращённых операций у нас — 2%. Несмотря на весь их негатив, это достаточно позитивные цифры. Самые позитивные по всей России.

Нам всегда нужны люди, в любом из трёх направлений и не только. Очень часто, например, нужны водители, которые могли бы отвезти поисковую группу в лес. Всегда есть какие-то административные задачи, которые нужно выполнять, чтобы организация жила. Можно помочь деньгами — потому что отряд существует только на пожертвования, членские взносы. Хотя самыми серьёзными жертвователями всегда остаются сами спасатели.
Иногда помогают благодарные родственники, хозяева спасенных кошек.
Главное — люди. А так — ничего. Живём.