— Первое — ощущение и понимание личностного смысла. Говоря от лица подростка: мне самому это важно.
Второе — интерес к процессу. Делать что-то без интереса – пытка.
Третье — доверие к педагогу, то есть меня увлекает, меня привлекает тот человек, который меня учит. Это третий и очень важный ресурс мотивации.
Четвёртое – доверие вообще. У меня появляются достижения, победы, результаты моей работы. Что-то, что понравилось некоторому количеству людей, которые сказали: «Это ты сделал?»

— А зачем им помогать? Они ведь никому не должны. Да и то, что человек ничего не делает, не означает, что у него внутри не происходит никакой работы.
Моя сестра окончила музыкальную школу на «отлично». Мы были уверены, что она будет заниматься музыкой и дальше, и тут она вдруг решает идти в математическую школу. Больше года рояль покрывался пылью. Мы думали, что теперь она планирует пойти в математический вуз, но после математической школы сестра захотела поступать в консерваторию. Какая-то внутренняя работа произошла. Пошла в музыкальное училище на третий курс, потом поступила в консерваторию на теоретическое отделение и стала композитором.
Так что, может быть, у них внутри происходит важный процесс. Если человек активно разрушает себя, надо его если не спасать, то, по крайней мере, предупредить. Но это максимум того, что мы можем сделать.

— Я считаю, что учитель — профессия самая благодарная. Больше аплодисментов достается артистам просто потому, что учителям аплодировать не принято. Мы можем влиять целенаправленно на людей на протяжении длительного времени—часов, месяцев, иногда даже лет, чего не может делать артист. Конечно, нам приходится работать с сопротивлением. Избегаю слова «насилие», но мы в каком-то смысле давим. Мы не можем предоставить ребёнка самому себе, чтобы он узнавал мир исключительно на личном опыте, ставя формальные оценки. К учителям возвращаются, приводят детей.
Плохой учитель – профессия неблагодарная, хороший учитель – профессия очень благодарная.

— Не очень хорошо отношусь. На самом деле нет сильных различий между тем, занимается ли человек технической сферой или сферой гуманитарной. И там, и там мозг, как трансформатор: и там, и там мозг гудит. Существование людей, которые могут сочетать в себе обе эти области, доказывает, что никакого противоречия здесь нет.
Такое разделение в школе сегодня, к сожалению, выглядит как грустное лукавство. Очень часто ребёнка зачисляют в гуманитарии по такому «вычитательному» признаку: если ему не даётся математика, то «он у вас гуманитарий». Хотя стоило бы, может быть, помочь с математикой. Она в том или ином объёме нужна всем, через опыт решения задач логических, парадоксальных, вовлекающих и память, и воображение, нужно пройти. Этот опыт труден, но важен.
А про другого ребёнка, зачисляя в «технари», говорят, что он «не про творчество», «не про эмоцию», то есть такой убогонький арифмометр. Сама идея разделения неправильна, не стоит даже использовать слова «лучше получается» и «хуже получается».

— Любой вид деятельности, которым человек занимается, преодолевая трудности, прекрасен. Роль литературного языка огромна простому потому, что люди сегодня очень много общаются. Средств общения стало больше, а радости от него… Это можно увидеть даже на примере мониторинга социальных сетей, где люди очень легко пускаются в оскорбления. Может быть, стоит учить детей не только синтаксису и пунктуации, которые, безусловно, важны, но и научить их высказываться? Как устно, так и письменно? Может быть, тогда пропадёт это «если я не могу сказать — могу заорать и лучше матом»?
Черчилль, будучи исключительно политиком, в 1953 году получил Нобелевскую премию по литературе. Он написал несколько книг историко-публицистического толка, но формулировка премии была такова: за эти книги и за ораторское искусство, которое существенно повлияло на развитие человеческих отношений. Говорил он, разумеется, на литературном английском. Для меня это очень точный показатель если не роли литературы, то роли литературного слова. Всё направление «Литературное Творчество» нужно для того, чтобы ребята осознали, чем они могут владеть. Человек, который умеет грамотно формулировать свои мысли, может влиять на многое, чтобы осознать, насколько процесс их изложения может быть упоителен и полезен.

— Я стараюсь не доводить процессы своей жизни до точек взрыва. Умение пришло с возрастом. Ощущение конфликта само по себе очень тяжелое, даже если ты побеждаешь, ты всё равно проигрываешь. У меня нет в жизни вещей, о которых я мог бы сказать: «Я это ненавижу». Эмоция ненависти мне определённо не нравится. Есть такое высказывание: «В ту минуту, когда вы испытываете гнев, вы точно не испытываете счастье». Невозможно эти две вещи совместить.
В жизни много ресурсов для получения положительных эмоций. Они есть, но их надо раздобыть. Это похоже на квест, когда тебя запирают в комнате и говорят: «Выбирайся, думай, включай мозг». У меня нет идеи ЗОЖ, но я стараюсь поддерживать себя в нормальной физической форме. Стараюсь делать так, чтобы голова не болела ни от пустоты, ни от переполненности.

— Мечта — это маяк, он даёт возможность ориентироваться, я не обязательно должен плыть именно к нему. Одно дело — мечтать выиграть миллион долларов, другое — попасть на олимпийские игры. Мечтая о том, чтобы попасть на олимпийские игры, человек же не надеется, что вот сейчас до него снизойдёт МОК и предложит вакансию на первое место. У нормального, счастливого человека обычно не одна мечта, у него есть задачи, цели, интересная работа. Мечта у него — с такой же интенсивностью и интересом продолжать заниматься любимым делом.
Не бывает такого, чтобы в шесть лет у ребёнка появился список мечт и он их начал по пунктам выполнять. Движение — жизнь, но не движение по кругу и не мельтешня.
Однажды я разговаривал с профессором консерватории, с органистом. Спросил, как он начал играть на этом инструменте, ведь дома их не держат, да и в Петербурге их не так много. Всё было очень просто: в детстве он поехал с родителями в Ригу и услышал там органную игру. После концерта его познакомили с мастером, тот показал, как работает орган. И ему почему-то это так понравилось, что он попросил родителей купить пластинки и больше уже не мог жить без этого. Учиться на органиста — значит долго и хорошо учиться в музыкальной школе на фортепиано, чтобы потом тебя, может быть, взяли в консерваторию, где ты впервые увидишь орган.
Какая в шесть лет может быть осознанная мечта? Просто ребёнок захотел и этим самым сделал колоссальный шаг.

— Знаете, на третьей или четвёртой смене «Литературного творчества» в «Сириусе» была одна девочка, какой-то склонностью она обладала. Потом, уже после смены, она сказала, что хотела бы быть журналистом или даже филологом. И произнесла такую ключевую фразу: «Мне кажется, мне было бы интересно». Так вот, если ты говоришь «мне кажется, было бы», значит самое время задать себе вопрос, всё ли ты правильно делаешь. Объём прочитанного у читающего человека определяется не количеством книг, а их общей длиной, сантиметрами. Я спросил у нее, сколько книг, кроме школьной программы, она прочитала за последний год. Если там меньше тридцати сантиметров, это повод задуматься. И допустить, что скорее всего я хочу не стать филологом, а продолжать представлять себя в каком-то комфортном месте, где я как бы учусь вместе с другими людьми, и об этом престижно сказать. Такой сериал «Универ». Лучше здесь и сейчас себе ответить на этот вопрос и подумать: «А что я делаю для этого?» Получается, что и не мечта это. Что никаких пластинок ты не просишь покупать, ни в какой орган не хочешь войти, посмотреть на этого мастера, на эти трубы. Либо это нужно признать и начать двигаться в какую-то другую сторону, либо понять, что это не мечта и сделать из этого мечту.