ПО ТУ СТОРОНУ СОЛНЦА
Стеклянные банки с сухими цветами, мёртвый папоротник, ветка с чёрными ягодами, немецкий псалтырь в кожаной обложке, дореволюционная мебель - предметы, больше подходящие для описания убранства пустынного каменного замка на краю обрыва, в котором ещё чувствуется присутствие его прежних жителей.
Именно так выглядит комната художницы. В своих картинах она размышляет о смерти, одиночестве, созерцании, но пишет их далеко не красками.

«Великие художники русские - Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой – погружались во мрак, но они же имели силы пребывать и таиться в этом мраке: ибо они верили в свет» – писал в своей статье «Интеллигенция и революция»
А. Блок.

О своём пути от принятия смерти до выхода из её тени расскажет Ольга Венгель.


Очень люблю академическое искусство, хоралы, серебряные кольца с маленькими камнями, люблю засушенные растения, люблю деревья, стеклянные банки и латунную фурнитуру, люблю природу севера и то, как звучит немецкий язык.
Люблю католические церкви, особенно сводчатые потолки и фрески, люблю ели и сосны, и то, как их верхушки схожи со сводчатыми потолками.
Люблю, когда дома тихо. Люблю мебель из дуба и маленькие низкие заборчики на полях. Люблю, когда люди сидят в огромном зале и слушают музыку. и молчат.
Я взяла себе псевдоним «Ольга Венгель» ровно тогда, когда начала фотографировать. Я вообще довольно часто меняю имена, под которыми публикую что-то в интернете. До Ольги я была Никой, потому что Ника Самофракийская. Я не стесняюсь своего настоящего имени, просто это что-то очень личное и глубоко сакральное, будто это мой ключик к дому, который лежит далеко на дне рюкзака. Каждое новое имя это новый путь, новый герой, новая судьба.

Я никогда не хотела взять себе какой-либо псевдоним на официальной основе, потому что время идёт, и скоро, быть может, я снова захочу проложить новый путь и ступить на него.
Почему именно Ольга Венгель? Моими любимыми русскими именами являются Вера и Ольга. Вера – самый загадочный и таинственный персонаж романа Гончарова «Обрыв», вот уже больше пяти лет её образ тихонько вьётся рядом со мной и незаметно находит себя в моём творчестве. Ольга, княгиня Ольга – гордая, мудрая и мужественная правительница. Я хотела быть похожей на неё, хотела быть такой же сильной и преданной своим идеалам. Я отождествляла себя с ней, построила вокруг себя образ такой же несокрушимой, чистой и воинствующей.
Почему Венгель? Это была такая же придуманная фамилия моей подружки со времён 7 класса средней школы, я поставила себе ВКонтакте такую же, а потом как-то приелось и осталось. Гугл говорит, что в России река с таким названием есть.


про окружение
мне свойственно уходить в себя, не обращая внимания на окружение, однако если это окружение радикально разнится с моим обыденным - возникает диссонанс и паника.
моя комната хороша тем, что в ней очень много "ключиков", "напоминалок" о том, кто я есть и каков мой путь.
У меня на столе стоит много стеклянных баночек с сухими ветками, цветами, на каждой бумажка с подписью, где я это растение собрала, откуда оно. Вот мёртвый папоротник, похожий на павлинье перо, он из Шуваловского леса. Его я сорвала в середине прошлой осени, примерно в восемь утра, – пришла ловить туманы (не поймала). А вот ветка какого-то куста с чёрными ягодами, она с побережья Финского залива. Я очень хотела её сфотографировать, но фотоаппарат намок и не захотел включаться, пришлось сорвать и забрать с собой домой, чтобы уже дома сфотографировать. Потом, правда, я про это забыла, поэтому ветка просто так осталась, на память. Эту привычку я переняла от мамы, которая постоянно собирала во время наших прогулок и поездок цветы, листья, шишки, камни, ракушки, птичья перья.
Ещё у меня тут много коробочек и ящиков с реквизитом, который я использовала в своих ранних съёмках. Книги, блокноты, подсвечники, броши, пуговицы, рубашки, даже платья. Что-то из этого я часто таскаю с собой в поездках, так как люблю дарить предметам историю. Например, немецкий псалтырь объездил со мной половину России и поучаствовал в съёмках пяти или шести. Мне очень нравится его кожаная обложка, она красиво смотрится в кадре. В свободное от съёмок время перевожу немецкие молитвы на русский язык, так что можно сказать, что мы с ним уже сроднились. Я очень сильно привязываюсь к предметам, особенно если это уже довольно старые, антикварные вещи со своей загадкой. Если я что-то из всего этого не возьму с собой – я потеряюсь.
города и страны

Желание абстрагироваться от мизансцены современного мира вызвано скорее личными вкусовыми предпочтениями, нежели каким-то глубоким замыслом. Я выросла на рассказах Брэдбери, Диккенса, Сэлинджера, и с самого детства просто обожаю большие рубашки с латунными пуговичками, подвёрнутые штаны с подтяжками, высокие гольфы в полоску, кепки, чёрные шерстяные пальто, – в целом привлекает внешний облик людей XIX-XX веков.



Мне чужда исконно-русская и славянская культуры, я была лишена этого в детстве, выросла на Брэдбери, Диккенсе, на Хрониках Нарнии и Гарри Поттере, поэтому все детские воспоминания витают вокруг книг и фильмов. Города и страны меня интересуют, в первую очередь, как локации и концентрированное скопление исторического и культурного наследия. Санкт-Петербург за два года работы там я уже почти целиком и полностью изучила, и мне тут, если честно, уже довольно скучно. Между Петербургом и Европой стоит только Калининград, если следовать моему маршруту. Не знаю когда и при каких обстоятельствах, но я обязательно съезжу туда и много чего наснимаю.
А дальше уже европейские страны, Финляндия там, Швеция, Германия, – что-то такое. Я ни разу не выезжала за пределы России и путешествия дальше Карелии мне кажутся совсем уж дикими, поэтому не могу сказать, что поеду туда в этом или следующем году. Но это что-то вроде глобальных таких целей.
Мне чужда исконно-русская и славянская культуры, я была лишена этого в детстве, выросла на Брэдбери, Диккенсе, на Хрониках Нарнии и Гарри Поттере, поэтому все детские воспоминания витают вокруг книг и фильмов. Города и страны меня интересуют, в первую очередь, как локации и концентрированное скопление исторического и культурного наследия. Санкт-Петербург за два года работы там я уже почти целиком и полностью изучила, и мне тут, если честно, уже довольно скучно. Между Петербургом и Европой стоит только Калининград, если следовать моему маршруту. Не знаю когда и при каких обстоятельствах, но я обязательно съезжу туда и много чего наснимаю.
А дальше уже европейские страны, Финляндия там, Швеция, Германия, – что-то такое. Я ни разу не выезжала за пределы России и путешествия дальше Карелии мне кажутся совсем уж дикими, поэтому не могу сказать, что поеду туда в этом или следующем году. Но это что-то вроде глобальных таких целей.
геометрический лес
В моих снах есть место, затянутое тучками и молочным туманом – небольшой каменный городок, раскинувшийся посреди дальних полей, похожий на ленинградский Выборг. Когда я впервые приехала туда (не во сне, в настоящей жизни), поняла, что именно этот город лежит в основе моего выдуманного. Это было удивительно, потому что первая поездка в Выборг была довольно спонтанной, и я никогда ранее даже не интересовалась, что он из себя представляет. Так я, наверное, впервые нашла то самое место из своих снов.


С самого-самого глубокого детства сны являлись чем-то очень важным для меня. Если некоторые мои детские мысли давным-давно забыты, то образы, которые я видела во снах в 5-6 лет, навсегда остаются где-то внутри меня. Порой мне кажется, что именно во снах я проживаю свою основную, настоящую и более ценную жизнь. Для меня до сих пор сознание – это маленькая комнатка в моей голове, с множеством окон и дверей. И именно в состоянии сна я наделяю двери своими дорогами, а окна – видами.
Несколько лет назад в библиотеке под окнами просто так раздавали на руки книги, которые либо дублировались, либо были никому не нужны. Я схватила «Геометрический лес» Геннадия Гора, просто потому что словосочетание «геометрический» и «лес» вызвало у меня много вопросов. Эта книга рассказывала о художнике, который хотел написать картину, которая могла бы стать порталом, проводником внутрь себя. Я была очень долгое время одержима этой мыслью и решила, что всё, что я создаю, должно по совместительству проводить зрителя в тот, закадровый мир, в мир моих снов. Наверное, поэтому я так строга к картинам, которые создаю – они должны хорошо работать и погружать в себя, иначе – они неисправны.


про картины
Помимо того, что я художник, я больше никем себя назвать не могу. Это слово всецело описывает всю мою деятельность. Не люблю слово «фотограф», это звучит как что-то ремесленное и обыденное. Я не ощущаю себя как фотограф, как документалист, хроник.

Мои работы это, в первую очередь, мои картины. Возможно, звучит немного пафосно, но мы с искусством уже давным-давно на «ты», и для меня искусством является всё, что человек делает внутри себя. Всё то, где есть душа, чувства, какие-то мысли, переживания – это всё искусство. Искусству не обязательно стоить огромных денег и не обязательно выставляться в Лувре, главное и должное его место – внутри нас.
Почему я считаю свои фотографии больше картинами, нежели кадрами? Художник пишет картину в голове. Сначала у него рождается мысль, из этой мысли рождается идея, за идеей будущая картина получает в сознании уже примерные очертания. Фотограф по определению это документалист, его задача вовремя поймать удачный кадр. В данном случае, главный создатель – окружающий его мир. А мне больше нравится самой выступать в роли создателя, используя мир как инструмент. Мне нравится гнуть, искажать его, править. В моих работах очень много постобработки, почти каждый пейзаж очищался от человеческого мусора, кривых уродливых зданий на заднем плане, от нежелательных людей где-то среди деревьев. То, что вы видите на моих работах, существует исключительно в моей голове. Это уже не принадлежит миру, это теперь принадлежит мне, так как я приложила руку к созданию чего-то нового.
Особенно я люблю фотографировать пейзажи и человеческие силуэты. Не люблю снимать портреты и людей, когда видны их какие-то опознавательные знаки, все люди меня на снимках должны быть эфемерными и размытыми. Мы просто видим человека созерцающего, человека спящего или человека молчащего. Весь мотив строится именно на созерцании, человек не должен быть центральным объектом, он должен сливаться и растворяться в окружении, он должен быть единоутробным близнецом происходящего. На снимках в лесу человек должен быть деревом, на снимках в поле человек должен быть травой, на снимках в доме человек должен быть таким же объектом интерьера как стол или платяной шкаф. Созерцание есть смирение и одухотворение, и центральный (казалось бы), персонаж, должен теряться среди всего этого невероятного и необъятного мира. Он здесь гость, не хозяин. Он должен вести себя учтиво и очень тихо. Он должен быть тенью.
Особенно я люблю фотографировать пейзажи и человеческие силуэты. Не люблю снимать портреты и людей, когда видны их какие-то опознавательные знаки, все люди меня на снимках должны быть эфемерными и размытыми. Мы просто видим человека созерцающего, человека спящего или человека молчащего. Весь мотив строится именно на созерцании, человек не должен быть центральным объектом, он должен сливаться и растворяться в окружении, он должен быть единоутробным близнецом происходящего. На снимках в лесу человек должен быть деревом, на снимках в поле человек должен быть травой, на снимках в доме человек должен быть таким же объектом интерьера как стол или платяной шкаф. Созерцание есть смирение и одухотворение, и центральный (казалось бы), персонаж, должен теряться среди всего этого невероятного и необъятного мира. Он здесь гость, не хозяин. Он должен вести себя учтиво и очень тихо. Он должен быть тенью.
анна зайцева
Тенью ведь можно быть и в центре города, на каком-то «празднике жизни», в центре событий. У тебя все немного мрачнее, твои герои чаще наблюдают за миром без человека, они либо наедине с природой, либо сами с собой в старинных интерьерах. Судя по одежде и обстановке, хронотоп никак не связан с нашим веком. Люди как будто застыли в своём времени (век назад, а то и больше (как с Жанной д'Арк). Это мое размышление об общих чертах. Согласна ли ты? Если да, то можешь ли ты как-то это объяснить? Что может быть причиной, откуда берут истоки эти истории (считаешь ли ты свои фотографии историей, или они просто отпечатки какой-то эпохи, без действия и сюжетной линии)?
ольга венгель
Верно, но ведь город это то, что построил человек, и у него (человека) есть все полномочия вести себя как хозяин. Это, конечно, чистая формальность. А в лесу или полях таких полномочий нет, человек должен уважать то, что создано не его руками в первую очередь.
Жанна д'Арк лет с 6-7 была моим любимым супер-героем. Женщина – воин, само воплощение чистой души и огромной внутренней силы. Для меня всегда лучшим комплиментом была фраза «ты сильная». Не скажу, что у меня было трудное детство и трудное отрочество, но все мы знаем, что дети видят мир немного иначе.
Особенно, когда это дети – мечтатели, готовые сражаться на экскалибуре со всеми, кто усомнится в их вере. Я ощущала себя именно тем самым ребёнком – воином, чуть ли не рыцарем. Меня воспитывали человеком железных принципов, однако я смотрела немного иначе на это, и вместо классической веры в Бога у меня была вера в рыцарский кодекс чести, а Жанна д'Арк для меня была главным кумиром.

Я очень давно хотела посвятить ей картину (не фотографию, а именно картину), и просто ждала момента, когда у меня получится сделать это достаточно тонко и достоверно, чтобы она выглядела именно так, как я представляла её на протяжении всей своей жизни.
edis rehto nus
Наверное, помимо созерцания мои работы рассказывают об одиночестве. Но не об одиночестве как о чём-то ужасном и пугающем, засасывающем, как глубокая бездна, а скорее о поиске себя. Я редко захожу в размышлениях о лейтмотиве так далеко, обычно просто думаю о чём-то. Мне кажется, по тому, что я фотографирую сейчас, можно дать вполне точную оценку моему общему мироощущению и сознанию.

Четыре года назад я впервые столкнулась со смертью, даже скорее не столкнулась, а закружилась в вальсе, - на моих руках на протяжении шести часов умирал мой самый близкий друг. Я до последнего верила, что он останется в этом мире ещё хотя бы на какое-то время, но всё случилось так, как случилось. Это всё было огромной травмой для 15-летней девочки, и, наверное, сразу после этого я начала фотографировать

Edis rehto nus зеркально переводится как sun other side. Что-то вроде двойного отражения фразы «по ту сторону солнца». Свои фотографии я тогда называла «письмами», и всё это в целом именовалось мной как «письма от душой мёртвого телом мёртвому».





Спустя четыре года мне всё ещё тяжело думать обо всём этом, но вектор моей деятельности немного сместился, и если раньше я пыталась в своих "письмах" рассказывать о чём-то тёплом и приятном, то теперь это уже о взгляде на жизнь и смерть в целом.

Я нашла свой способ смирения со смертью, но, видимо, зашла слишком далеко. Я сильно зациклилась на ней, это доводило меня до паранойи, вплоть до страха выходить из дома. Образов, символизирующих эти страхи, в моей жизни, в творчестве стало очень много. Но, вероятно, если бы не они – не было бы всего того, что сейчас подписывается фразой «edis rehto nus».







Спустя четыре года мне всё ещё тяжело думать обо всём этом, но вектор моей деятельности немного сместился, и если раньше я пыталась в своих "письмах" рассказывать о чём-то тёплом и приятном, то теперь это уже о взгляде на жизнь и смерть в целом.

Я нашла свой способ смирения со смертью, но, видимо, зашла слишком далеко. Я сильно зациклилась на ней, это доводило меня до паранойи, вплоть до страха выходить из дома. Образов, символизирующих эти страхи, в моей жизни, в творчестве стало очень много. Но, вероятно, если бы не они – не было бы всего того, что сейчас подписывается фразой «edis rehto nus».


третья параллель
Если приглядеться, можно заметить, что всё моё творчество это, по сути, несколько связанных между собой историй. Я называю их параллелями.


Самая первая параллель родилась в моей голове много лет назад, это что-то мифологическое и сказочное, даже больше не о людях, а о противоборствующих силах. Я всегда была слишком категорична, для меня существовало только «белое» и «чёрное»: либо ты рыцарь света, либо самый мерзкий злодей. Ну и самыми распространёнными символами противостояния всегда были бог и дьявол, в моей интерпретации – человек и дьявол. Однако, у меня так же было слишком много претензий к человеку как к существу разумному и высшему во всей иерархии. Вся суть первой параллели заключается в театральном маскараде, где человек надел маску сатаны, а сатана прикрылся агнецом, и задача зрителя найти того, кто является большим злом, кто несёт больше разрушения и смерти.


Эта история скорее похожа на притчу или сказку, и я уже очень давно к ней не обращалась, так как нашла ответ на свой вопрос, и для меня больше не существует только «белого» и «чёрного», мир – это огромная цветовая палитра, и многие краски порой любят смешиваться.
Вторая параллель целиком и полностью посвящена смерти. Это то, о чём я рассказывала больше всего, и это то, что я изучила со всех сторон. Этой параллели посвящён огромный пласт моего творчества. Здесь есть центральные герои, важные символы и определённые места действия. Огромную роль играет человеческая вера, порой принимающая религиозный облик, однако это скорее метафора, нежели прямая отсылка на католицизм. Ключ кроется в самой вере как в явлении: вера как избавление от смерти и как смысл жизни.
Лейтмотив третьей параллели – жизнь, и я стараюсь делать снимки, которые подарят зрителю ощущение осязаемости и причастности к происходящему в кадре. Чаще всего это летние пейзажи, бытовые портреты выдуманных мною персонажей, натюрморты.
Можно сравнить все эти три параллели с тремя временными ветками: прошлое, настоящее и будущее, где будущее – это утопия моего сознания. Вера в бессмертие заключается в том, что каждый в течение всей своей жизни строит вокруг себя мир, который в будущем станет для него загробным. Для меня это свет и тепло, в первую очередь, и это то, к чему я стараюсь прийти в своём творчестве на данный момент.
АННА ЗАЙЦЕВА
автор текста и верстки